В лето вписанное

- Нет-нет-нет-нет! - вскричал Перец, с натугой отрывая от своей ширинки наметанные пальцы Сюеты Подвенец, закадычной дочки Полумарьи Подвенец, старосты Фрикции онанистов-эксгибиционистов Седьмого дня, что с такой помпой и лязгами водружали на дебаркадере Центральной Аллеи возле Гостевого флигеля имения Саломана Борзко, назначенного было бароньим указом в подводные летчики, но по недопросмотру отправленного в ссылку именным повелением бароньевой свояченицы Фроклы, которая выходила с прошлым обозом одним разом и замуж за некоего иностранца с такой прикольной кисточкой на причинном месте, и в море на простипомовую путину вместе с разнополым экипажем насейнера "Неимущий", что построен был в пущей куще Саломановой Пади, а спущен на воду - в строенной постройке, застроенной типовыми мельницами по проекту небезысвестного Алексофрена Заебелкина, получившего в тот год Медное Кавирло из рук Депутата и Губернатора.
В общем, не дался наш Перчик, ушел дворами.

В детстве и ранней юности я много времени проводил в СССР.

Философобное

"Я не знаю, что Бог хочет от меня.

Я даже не знаю, помнит ли он о моем существовании.

Я знаю, что Путнику, как бы далеко и быстро он ни шёл, никогда не догнать уходящее Солнце.

Он помнит, что там, за горизонтом, Солнце еще целое, круглое, жаркое. Но здесь, в дороге, оно видется идущему лишь ослепительным краем.

А вот Солнце не помнит о Путнике. 

И вроде бы они видят друг друга ежедневно. И ежедневно смотрят друг на друга.

Путник легко может узнать Солнце в любом освещении и при любой обстановке. И даже на картинках. И даже ночью, хотя это случается раз в тысячу лет.

А вот Солнце только щурится лукаво и прикрывается облаками. Оно очень кокетливо, это светило.

Даже если Путник остановится на месте, ему не дождаться того же рассвета. Между Путником и Солнцем всегда будет Земля."

Квартет И & Дети Фиделя новый Remix

Не абы как...

Темнокурая обольстительница носила имя Любоид. Носила долго и грамотно, с причитающимися диетами, массажами и экзорцизмами. Но, будучи погружена, не уследила-таки за стремительным бегом времени. И вышло так, что переносила Любоид свое имя((. Да и вышло как-то боком, не по-человечески как-то. Так обычно выходит у всяческих норвегов или румынов. Говорили, что и эквадорцы не безупречны в этом щекотливом.
Так что приходится темнокурой бестии перенашивать поднадоевшее.
Мораль: как выходит, так и приходится.
Разве нет?

Стало - быть!

‎"Людовик" - так звал ее немногочисленный друг Ваюн.
"Людк, а, Людк!" - цитировала какой-то бессмертный СССРошный фильм немногочисленная ее мать. Немногочисленные же ее любовники, числом примерно сорок три, предпочитали употреблять ее как Люську и Милку в равных пропорциях. А надобно сказать, пропорции Люськины были весьма равные! Да и Милкины не чурались...

Вспомнить всю.

А еще одну мою подружку звали Кейти Завалийся. И была она родом и племенем. Суровой матерью воспитанная, суровой ниткою скреплённая. Мастерица грибов набрать да начистить! Одно плохо - не разбиралась она в грибах-то. Так и сгинула в Череповце, в отделе по борьбе с грибниками нерадивыми. Нееет, так-то она на свободе постоянно. Только по-череповецки сгинувшая какая-то. Может, наследственное это у нее от папаши? Кто ж сейчас угадает, я того папашу, почитай и порисуй, не видал ни разу. Разве ж на пароме до статуи свободы вроде б мелькнул в позапрошлом годе, в бок ему судья. Кому? Да парому тому, не читали разве во вторнишном Иксквайере? Судья - вроде баба - в парике, конечно, на своей казанке с двумя роллс-ройсовскими двигунами и еще с парой перуанцев с Мачу-Пикчу-Запутатьхочу прямиком из ликерного, что на углу Тридцать Восьмой и Гамбринуса, по запутанной такой траектории парому под клотик и приехала! Что ты! Матросня покряхтывает, капитан порядку требует. А папаша Завалийся-старший, чтоб на глаза не попадаться, на паром-то и не сел! Хитрец, видать продуктивный.

Потому-то я его и не видал почти совсем...

Послеобеденное счастье половой жизни.

- Нет-нет-нет, - пробормотал Перец, ковыпяя вилкой в блюде с миногами, - этот случай никак не объясняет происходящего с вами, Влагерь. Здесь явно чувствуется некий созидательный парадокс, я сразу узнаю его незримое присутствие.

Влагерь поднял затянутые пенсне глазенки и пристроил их так, чтобы лучше видеть. Однако, плохо прожеванный кусок марголятины не позволил ему возразить или восхититься в тот же миг. Влагерь смог только добавить сарказму в неразборчивую ухмылку.

- Напрасно вы не принимаете на веру то, что не должно выйти из стен этого клуба, - продолжал между тем Перец. Ему не удалось обнаружить в блюде миногу требуемого количества плавников, и он отложил вилку с неким неприятным осадком. И тут же схватил освободившимися пальцами витую ножку граненого бокала с гренадином.

Влагерь тем временем проглотил марголятину и наставил на Переца указательный палец. Палец оказался слегка запачкан соусом песто, и Перец поморщился.

- Может быть, - произнес Влагерь запальчиво, - вы и не сможете разглядеть явных параллелей между этим случаем и происходящим со мной. Но не станете же вы утверждать, будто человек, владеющий чем-то приносящим особенную радость, не в состоянии удержать это счастье в себе. И что человек этот обязательно должен поделиться с окружающей вселенной этой негой обладания!

Перец прекратил отхлебывать гренадина и даже обрадовался.

- Еще как стану! - воскликнул он и допил гренадин.

Вышколенный официант в зеленой паре с бабочкой немедленно появился с бутылью гренадина. Бутыль нежно укутывало лиловое махровое полотенце. Было ясно видно, что официант, хоть и нигде не получивший после вышколения образования, довольно ловко усвоил сложную науку разливать.

- Нет-нет-нет, Андриан! - немедленно вскричал Перец. - Не нужно гренадину, принеси-ка мне, дружок, мгновенного кальвадоса. Да не перепутай, неси того кальвадоса, что с подветренного борта капера Николая!

- Прекрасный выбор, адмирал! - невозмутимо отозвался официант и устремился в погреба, дохлебывая не нужный более гренадин прямо из бутыли и утираясь лиловым полотенцем от набежавшей слюны.

- К кальвадосу неплохо бы подать каперсы, - авторитетно брякнул Влагерь.

- Разумеется, сударь! - отвечал из погребов официант между прихлебываниями.

  Обед обещал продолжиться с недюжинным весельем.

После каперсов подали кочубели с менестрелью и огненный буйобед. Вряд ли кто из ныне едящих едал такой буйобед! Менестрели еще куда ни шло, но пышущий мозговой костью буйобед можно было  встретить только  при старом режиме и никак не севернее Западного Парлевана. Да-а-а, друзья! Буйобед в серебряном горшочке прямиком с пароварочных полатей.... Умел, что говорить, умел покушать Перец в ненастный ноябрьский денек.

Умел и покушал.

Унесли вылизанную посуду. Подали сыры и вафли.

Перец и Влагерь привычно развалились прямо в креслах. Сытность и кальвадос заставили забыть их утрешний спор.

- Вот что я вам произнесу, профессор Влагерь, - улучив, произнес Перец. - Не пристало двум благородным рассориться по любой другой причине, кроме картишек. Негоже нам с вами перечить и егозить по ничтожным поводам. Не устремить ли взоры навстречу?

- Не возражаю, - лукаво смеясь в усы, отвечал Влагерь. Ему, конечно, было лестно, так как профессором его называли редко. Практически нынче впервые. Влагерь был слесарь-инструменталист скромного второго размера, и в его образовании явственно зияли пробелы. - Но, хоть мои пробелы в образовании и зияют, - продолжил Влагерь по привычке заносчиво, - в доказательной способности этого случая я уверен на всех стах!

Перец положил вафлю на сыр. Мгновенный кальвадос подсказал ему, что ситуацию обострять не имеет смысла. Да и вы, друзья мои, не стали бы нагнетать, отведав буйобеда на чужой счёт. Вы бы улыбнулись так, как улыбаются тупым детям, и сказали бы:

- Полноте, дружище! Оставим экспансию морпехам. 

Точно так же сказал здесь и Перец. Но, будучи резонером и либералом, добавил не без остроумия:

- Вот что я вам предложу сейчас, профессор. А ну давайте еще раз вашу историю!

- Что давайте? - не сразу понял Влагерь.

Перец с удовольствием вставил еще раз вышеупомянутую улыбку.

- Давайте вы еще раз расскажете, а я же, с вашего позволения, выслушаю ее повторно. Еще раз.

- Сдается мне, это отличная мысль! - вскричал, поняв, Влагерь. - Слушайте ж! Дело происходило прошлым летом в июле, когда довелось мне возвращаться из деревни в столицу к месту работы и проживания. Для пущего удобства воспользовался я пригородным электрическим поездом, что недорог и стремителен. Пассажиров в вагоне с сидячими скамейками случилось немного, в окнах мило сливовели выхурости, вагонное радио тихо напевало о ближнем зарубежье. Внимание мое привлек довольно приметный молодой человек совершенно пролетарской внешности. Он был опрятно одет и пах лавандосным мылом, но его социальный статус выдавали не чищенные ногти и татуировка "всех за козу!" на правом запястье. Одно лишь ясно выделяло этого парня среди прочих его соседей - он буквально лучился счастьем. Его просто распирало что-то невероятно прекрасное! Будто великая благодать поселилась в его организме и так и просилась наружу. Даже с моего места было превосходно заметно, что молодой этот человек с трудом сдерживает себя. Из него так и пёрло во все стороны страстное желание поведать - и мне, и той старушке с фиолетовой бородой, и пожилому мужчине с кленовым молескином - о чём-то одновременно личном и прекрасном. И на станции, названия которой я так и не смог впоследствии вспомнить, наш герой не удержал в себе фонтана счастья!

Погрузившись в воспоминания, Врубель замолчал и только кивал головой куда-то сквозь вечность.

Перец ткнул его тростью в печень.

- Не томите! - вскричал он. - Что же произнес ваш протеже?

Влагерь окинул собеседника затуманенным взором. Влагерь теперь знал всё!

- Извольте, - негромко произнес он. - Парень, распираем лучезарью, выкатился на середину электрического вагона и глубоким ликующим голосом проговорил, словно пытаясь вобрать всех присутствующих окрест в сферу радуги своего счастья, словно много было неба и воды....

- Чтоб вы лопнули, Влагерь!! - заорал Перец негодуя. - Что он сказал?!

Влагерь встал, простер десницу и молвил, цитируя своего невольного попутчика из жаркого бывшего лета:

- "От невести еду. Наёбси как паук!!" 

Матримониальный скотч пятничным вечером.

- Нет-нет-нет! - вскричал Перец и опрокинул свой стакан. Недурный скотч выплеснулся на брюки Капи Тана. Тот возмущенно поднял брови, но промолчал.

- Естественно, в третьем браке куда больше приятностей, нежели в первом! - не обратив внимания на собеседника, горячо продолжил Перец. - И куда больше, чем во втором!

Капи Тан заерзал в кресле, но промолчал и теперь.

Перец наклонился к нему через стол и зашептал громко и свистяще: 

- Я знавал пару приятелей, доверие к которым не должно вызывать в вас малейшего сомнения. Они уж ведали толк в матримониальных вопросах, заверяю вас, Тан. У одного из них, того, что потерял руку в закусочной быстрого питания, был особенно богатый опыт по этой части. Его теща двенадцать долгих лет прослужила в тамошней мэрии начальницей отдела бракосочетаний и несочитаемого. До самой своей смерти в Нигерии во время охоты на седьмого своего мужа. Она, рассказывали, назначила своим избранником ветреного факира из тамошней комиссии по ценным бумагам, но переусердствовала в жеманных соблазнительных вздохах под луною. На шум, ею при этом производимый, сбежались и сползлись все четырнадцать наиболее опасных животных Африки. Ну и, разумеется, до расвета мадам не дотянула - скончалась от асфиксии в один миг.

Перец замолчал и откинулся в свое кресло, переводя дыхание. Капи Тан носовым платком стер слюну Переца с бакенбардов и крикнул официанта. Принесли еще скотча и блюдо меренг. Перец выпил свою порцию залпом и аппетитно зачавкал меренгой.

- Так я и не собирался вовсе усомниться в ваших выводах, мой друг, - мягким голосом заговорил Капи Тан. - Да и предмет сей мне известен не хуже, чем вашим одноруким приятелям. Я, хочу вам напомнить, женат был четырежды, и вновь подумываю об этом шаге.

Эти слова заставили Переца вновь опрокинуть стакан, на удачу Капи Тана, уже пустой.

- Никак вас не научит жизнь! - громким голосом воскликнул Перец. - Что же вы пытаетесь найти во всех этих странных социальных конструкциях? Вечную жизнь? Или, быть может, вечную любовь?

- Не разделяю вашего сарказма, друг мой, - с явной обидой отвечал Капи Тан. - В ваших же рассуждениях ясно видны преимущества каждого последующего брака. Как же теперь вы это оспариваете?

Перец при этих словах так и подпрыгнул в своем кресле. 

- Милостивый государь, - дрожащим от возмущения голосом произнес он, - вы изволите неверно трактовать мои слова. Я утверждал лишь, что именно третий брак является оптимальным и плодотворным. Но все последующие несут абсурд и разрушение в мужской организм и судьбу! Вспомните хотя бы поучительную историю о некоей теще моего однорукого приятеля. Она служила в мэрии...

- Стойте! - вскричал немедленно Капи Тан. - Эта история, безусловно, доказывает многое. Но далеко не всё! И ваш идиот-приятель с одной рукой мог бы поаккуратней выбирать себе тещу. Сексуально активная мать жены зачастую так и норовит набросать теней на репутацию любого мужчины, сколько бы рук у него не было!

Теперь пришел черёд Капи Тану отдуваться и жадно хлебать виски прямо через край стакана. Перец  же, совершенно ошарашенный тирадой обычно флегматичного собеседника, глядел на того удивительно сияющими глазами. И было хорошо заметно, что ответная фраза уже готова сорваться с его губ.

Срыванию помешал было официант, принеся разогретые купаты и аркебузу.

- Да-да! - азартно воскликнул Перец. - Аркубуза, непременно должна быть аркебуза! Повесьте немедленно её на стену, мой друг. Вон туда, где лиловый хиндузийский ковер как бы невзначай сливается с переливами метлахской плитки и румынской горжетки. Аркебуза просто обязана висеть на стене, пока не закончился акт!

- Тем более, мы заказывали аркебуз еще перед купатами и точно до меренг, - вставил Капи Тан.

Официант как-то нехотя прицепил аркебузу к стене точно между нашими приятелями. И удалился бурча себе под нос привычные официантские гадости.

За столом под купаты на не долгое время воцарилось молчаливое чавкание.

Первым с купатами расправился Перец. Но Капи Тану купат не досталось вовсе, и аркебузой завладел он.

- Теперь, когда вы наконец насытились, уважаемый Перец, - с отвратительной слащавостью заговорил Капи Тан, - я могу уже поставить под сомнение все, что вы несли на протяжении девяти последних часов. Особенно мнение вашего однорукого товарища. Я знавал его по службе в Красном Кресте. Помнится, никакой жены у него отродясь не было - ни первой, ни третьей, ни какой еще! Да и сам он слыл человечком мелочным и неприятным. Еще бы, имея в родственниках такую мегеру, как теща из мэрии, трудно сохранить приличную репутацию. За человека с подобной репутацией не всякая дама пойдёт выходить. Уж с этим-то вы, надеюсь, спорить не станете? - И Капи Тан посмотрел на Переца прямо сквозь аркебузов прицел. Перец же не выказал ни малейшего страха или беспокойства. Он давно уже спал, свернувшись в кресле на манер пирамирогов, виденных некогда в буйных юношеских сафари.

- Не удивительно, - с легкой толикой обиды проворчал Капи Тан, засовывая аркебузу в пакет от Азбуки вкуса. - Местные купаты под недурной скотч всегда вызывали у Переца здоровый пирамирожий сон. А тут еще и миноги! Жаль, что купатов не досталось мне. Хотя я и заказывал их раньше аркебузы. Официант, несите еще по триста и счёт! 

Капи Тану весьма не хватало сейчас жены, и не важно, какой по счету. Жена бы сейчас ой как пригодилась! Но оплачивать счет вновь пришлось Капи Тану. 

Цитаты и ты, ты и цитаты

Вся наша жизнь представляет из себя мозаику из подобранных - удачно или чаще не очень удачно - цитат. 

Даже первое "мама" есть почти у каждого. А после - "дай", "не прелюбодействуй", "давай поженимся", "встать, суд идет" - ну, вы в курсе.

Жизнь похожа на киношное письмо с наклеенным требованием о выкупе. Слова, даже отдельные буквы и прочие запятые будто накромсаны кем-то из страниц глянцевых журналов, или бесплатных рекламных газет, или многотомных учебников философии. У кого-то побольше картинок и междометий. Кто-то не прочь похвастаться кривульками интегралов или хвостами шестнадцатых и бекарами. А некоторые устраивают свою жизнь так, чтобы цитирование фонтанировало во все стороны и приносило недурный доход. И тогда прочие принимаются цитировать уже процитированное некоторыми.

Выходит, это и есть прогресс?

Японцев немного жаль. Попробуйте-ка повырезать из газет эти иероглифы!